Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни

Он очень нежно скользнул руками к ее лопаткам и потянул вверх, так, что они теперь опять оба сидели. Его глаза были опущены и закрыты длинными ресницами. Его поцелуй на этот раз был другим, по-прежнему ласковым и любящим, но… печальным.

– Я больше не стану тебя просить, – сказал он тихо и провел пальцами по ее горячей щеке. – По крайней мере, я постараюсь. – Его вымученная улыбка больно кольнула ее. Он прошептал: – Я надеялся, что ты сможешь меня полюбить.

Потом он встал.

Она моргала, не в силах собраться.

– Ты… – Ее сердце екнуло, стало биться неровно, в ней нарастала паника. – О, нет? – вскричала она. – Кристи, пожалуйста. Не… о, не говори, что мы опять не сможем видеться наедине.

Он повернулся к ней. Его волосы растрепались, со щек еще не сошли два розовых пятна.

– Хотел бы я это сказать, но не могу. Теперь мне лучше проводить тебя домой, Энни.

Она поднялась с кровати, натягивая расстегнутую одежду, чтобы прикрыть грудь.

– Почему ты меня так ласкаешь? Что ты… Ты что, хочешь меня соблазнить? Но тогда… как ты мог остановиться? Это нехорошо, Кристи! – Она чувствовала, что сейчас заплачет. – Это непорядочно: начать и потом просто бросить, оставить меня с моими чувствами…

– Я виноват, извини. Этого больше не случится.

– О, прекрасно! – Она попыталась засмеяться. – Теперь мне гораздо лучше.

Он отвернулся.

– Ну хорошо, когда мы можем снова увидеться? Когда? Ты сказал, что мы можем. Когда мы можем встретиться? Скажи прямо сейчас – когда?

Он не отвечал.

– Завтра, – настаивала она. Она была на грани срыва и искала прибежища в договорах, встречах, деталях.

– Нет, завтра я должен ехать в Мэрсхед.

– Рано утром?

– После обеда.

– Тогда давай встретимся утром. Я приду к тебе или куда угодно. Или можешь ты придти ко мне на завтрак. Никто ничего не подумает.

– Я не могу.

Паника охватила ее с еще большей силой.

– Почему?

Он не ответил.

– Почему?

Он только покачал головой.

– Почему, Кристи? Не поступай так со мной. Ты мог бы прийти, если бы хотел!

– Нет, честно, я не могу.

Она развела руками.

– Но почему?

Ей показалось, что он смущен.

– Ты будешь надо мною Смеяться, если я расскажу.

Энни отрицательно покачала головой.

– Ну, хорошо. Я говорил тебе, что завтра в Тэвистоке будут оперировать миссис Уйди. Утром. Мисс Уйди – ну ты знаешь, какая она; она вне себя от тревоги. Я дал ей обещание. – Он глубоко вздохнул, и посмотрел вверх, на потолок. – Я сказал ей, что возьму на себя все ее тревоги. Завтра утром. Я сказал ей, что она может не думать ни о чем, успокоиться и по-настоящему успокоить свою мать.

Так что теперь я должен… – Он смущенно рассмеялся. – Я должен думать и молиться о миссис Уйди. Завтра утром, где-то в течение трех часов.

Энни повернулась, прижав руки ко рту. Она отошла к противоположной стороне кровати, села и бессильно опрокинулась на спину. Она уже хотела всхлипнуть, но смех победил и вырвался первым. Слезы текли у нее по вискам и затекали в уши, ей удалось выдавить из себя:

– Я выйду за тебя замуж! Ты победил, Кристи, я сдаюсь. Я этого не выдержу.

Вспышка отчаяния и веселья прошла; чувствуя, что успокаивается, Энни перевернулась, оперлась на локти.

– Я выйду за тебя, – повторила она на всякий случай.

Она не видела его лица, он отошел к двери и был в тени.

– Я знаю, тебе нравится смеяться надо мной, – сказал он печально. – Но сейчас я не хотел бы это слышать.

– Кристи!

Он повернулся спиной – он уходил. Она соскочила с кровати и обежала ее.

– Подожди!

Он неуклюже остановился, такой высокий и прямой – такой милый! Ей пришлось взять его за руку и повернуть лицом к себе.

– Я не смеюсь над тобой. – Она говорила со всей серьезностью. – Я извиняюсь за все те случаи, когда я подшучивала. Я люблю тебя. Я не могла признаться в этом раньше, потому что… ладно, уже все равно. Кристи, я люблю тебя всем сердцем! Я хочу жить с тобой в этом чудесном доме. – Она подняла обе руки, чтобы коснуться его лица. – Я хочу, чтобы у нас были дети. Наши дети.

– Энни…

– Я буду самой плохой женой священника, какую только можно вообразить, но это уж теперь твоя забота. – Она встала на цыпочки и поцеловала его. – Я всегда, всегда буду тебя любить, и, клянусь, никогда не перестану стараться сделать тебя счастливым.

Кристи уставился в ее правдивые зеленые глаза; они еще блестели от слез, а щеки еще были влажными. Он хотел верить ей, но то, что она сейчас сказала, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она издала звук нетерпения и обхватила его за талию. Он напрягся, они оба дрожали.

– Это только из-за Уйди? – спросил он недоверчиво.

– Это была капля. Проклятая последняя капля. Последняя прокля…

Он нашел ее губы и крепко поцеловал, ощущая языком слезы – ее слезы или его, он не знал. – Энни, это для меня такая честь.

– Нет, наоборот. О, я люблю тебя, Кристи!

– Я люблю тебя.

Его сердце было так переполнено, что он не мог больше говорить. Он прижался к ней, произнес про себя короткую, простую молитву, благодаря Бога за это чудо. Он не понимал, как это случилось. Только что она лежала на постели полуобнаженная и не хотела за него замуж, а через минуту, когда он заговорил о семействе Уйди, она передумала. В этом не было смысла – но он полагал, что чудеса все такие. Он обхватил ее руками и поднял, оторвав от пола.

– Ой, посмотри на нас, – закричала она, смеясь.

Он повернулся вместе с ней и увидел их отражение в зеркале шкафа: два легкомысленных существа со счастливыми лицами, одетые в траур.

– Посмотри на себя, – сказал Кристи, подойдя к зеркалу.

Он поставил ее перед собой и обнял за талию, наслаждаясь ее смущением. Она попыталась закрыться, но понимающе улыбнулась, когда он заставил ее опустить руки.

– Посмотри на себя, – повторил он снова, мягче.

Блузка и сорочка соблазнительно распахнулись; светло-кремовый корсет едва прикрывал соски.

– Ты выглядишь как продажная женщина на картинах Хогарта.

Смеясь, она откинулась назад, ему на руки, отчего ее грудь всколыхнулась; то, что корсет вообще еще что-то закрывает, поразило Кристи как еще одно чудо.

Энни вздохнула.

– Наверное, ты скажешь, что нам еще нельзя заниматься любовью, правда? – спросила она без особой надежды.